– Насколько мелкие объекты удается снять с высоты орбиты?
– На некоторых фотографиях хорошо видны машины, едущие по улицам. Но для этого, конечно, требуются определенные условия: прозрачная атмосфера, отсутствие облаков и смога, желательно, морозная атмосфера – тогда воздух прозрачный и видно лучше.
– Вы много снимков публиковали в своих соцсетях прямо с МКС. Существует ли какая-то премодерация контента, которым вы делитесь с читателями? И фильтруется ли как-то информация, которую вы получаете с Земли?
– Особых запретов нет – снимай все, что хочешь. По входящей информации тоже. Есть служба, которая записывает новостной блок и тебе его поставляет. Но все понимают, что при доступности интернета ты в любом случае узнаешь обо всем. При этом есть какие-то смешные моменты. Я болельщик московского «Спартака», поэтому мне постоянно присылали записи игр. Но потом вдруг приходит сообщение: «Сергей, вчерашний матч с «Ливерпулем» мы тебе присылать не будем». Мы сыграли 1:7, настолько позорное зрелище, что служба психподдержки поняла, что нельзя нам его отправлять – Сергей будет рыдать в три ручья. Вот такая премодерация бывает. Хотя, конечно, я о счете узнал заранее.
– Каждый полет командир экипажа выбирает маленькую игрушку, которая тоже летит в космос. Что полетело на этот раз?
– Полетело обязательно, это традиция. Но это не игрушка, это прибор! Индикатор невесомости. В этот раз полетел маленький вязаный гном. Любимая песенка моей семьи «Мой маленький гном» Юрия Кукина. Маленький вязаный гном был талисманом нашей экспедиции.
– Есть ли разница в условиях проживания и техническом оснащении разных сегментов МКС? Или условия пребывания у космонавтов примерно одинаковые?
– Условия примерно одинаковые. Дизайн немножко разный, каюты американские чуть пошире наших, просто потому что и модуль сам больше. У нас каюты чуть уже, но оснащенность примерно такая же. Разные материалы используются в отделке: у нас это более тряпочная основа, у них больше белый пластик. У нас провода идут за панелями, у них на панелях, и поэтому, когда летишь, там вдоль американского сегмента такая паучья сеть – если рукой схватишься, что-нибудь можно оторвать. Это нормально: станция сама является неким научным экспериментом и уроком, в частности, для наших инженеров, каким образом создавать станции будущего.
– Какой объем личного багажа личного можно взять на борт и можно ли?
– Каждый может взять не больше одного килограмма и не больше одного литра по объему.
– Страшно ли лететь в космос?
– Наши психологи говорят, что, если человеку не страшно, это клиент психиатра. Нормальному человеку всегда что-нибудь да страшно. Просто нас учат справляться со страхом. В страхе есть и положительные, и отрицательные стороны. Положительное – то, что он тебя держит в тонусе, в состоянии готовности к нештатной ситуации. С отрицательными моментами, которые мешают работе, надо справляться. Да страшно, но мы со страхом справляемся. Общий совет – вдохнуть-выдохнуть и переключиться на что-нибудь приятное. Невозможно летать на станции и думать, что толщина стенки станции 1,5 мм, не дай бог, что-то случится и будут секунды, чтобы что-то предпринять. Надо подумать о прекрасной планете, о том, как здорово ты летаешь, кувыркаешься, что у друга скоро день рождения и надо ему что-то заснять из космоса и прислать по почте. Всегда можно найти, что тебя поддержит и отвлечет от волнений, которые приходят в голову.
– Были ли какие-то нештатные ситуации во время полетов и как они решались? Что происходило на борту из нетривиальных вещей?
– Удивительным образом этот полет прошел гораздо спокойнее, чем предыдущий. В предыдущий мы нахлебались: было сразу несколько серьезных нештатных ситуаций. В этом полете, если честно, и назвать-то практически нечего. Пару раз у нас падали сервера на станции. Вроде бы так здорово, когда все компьютеризировано. Но в какой-то момент, когда это все рухнуло, оказывается, вся база данных была на этом сервере, вся документация по тому же серверу была на этом сервере, и прочее… Даже расписание на день было на этом сервере. Это современная жизнь.
Восстанавливали с помощью Земли – «Хьюстон, у нас проблемы». С другой стороны, это нормально. С подобными нештатными ситуациями и справляться весело, и некритичные они в общем-то.
– А что за нештатные ситуации были в прошлом полете? Раз падение сервера не критично, то в прошлом полете, по-видимому, было что-то очень серьезное?
– Да, тогда мы нахлебались… Было, что грузовик, подлетая к станции, потерял управление. И командир Олег Котов перехватывал управление этим грузовиком и вручную стыковал грузовик со станцией. Было, что в какой-то момент обесточилось больше половины американского сегмента – раз, и все погасло. И американцам пришлось в срочном порядке выходить в открытый космос и чинить систему, иначе через несколько дней станция просто потеряла бы управляемость из-за того, что запасов электроэнергии не хватало. С одним из наших американских коллег случилась проблема по здоровью, такая, что нам пришлось проводить некоторую хирургическую операцию на борту. Если бы не удалось, то пришлось бы срочно спускать экипаж на Землю. Но все получилось. В общем, бывают жизненные серьезные ситуации, когда ты понимаешь, что полет под угрозой и, может быть, дальше и не продолжится. Потому что, например, все запасы на грузовике, да и просто грузовик мог в станцию врезаться и так далее.
На выходе в открытый космос тоже была нештатная ситуация, когда пришлось болтик доставать, который не откручивался. В одном выходе двухосная платформа наведения могла вообще не заработать, и не случился бы эксперимент. А в следующем выходе мы установили телескопы на эту двухосную платформу наведения – большие, с линзой с меня ростом. И пришлось их снимать, заносить обратно в станцию. Потому что питание на эти телескопы шло, а телеметрия обратно – нет. Перепад температур снаружи плюс 70 градусов – минус 70 градусов, соответственно, нельзя дорогостоящую технику оставлять. И мы тогда с Олегом поставили рекорд длительности российского выхода в открытый космос (8 часов 7 минут) именно потому, что мы возились с этими телескопами, срочно затаскивая их обратно. Так что прошлый полет был насыщенным.
– Как прошла реабилитация? После первого вы говорили, что еще какое-то время на Земле пытались влететь в дверь…
– Реабилитация прошла нормально. Влететь в дверь – это первые дни после полета. Когда уже недели прошли, то такого, конечно, не бывает. Немножко болит спина до сих пор. Потому что мышцы, которые поддерживают нашу позу, осанку, они больше всего страдают в невесомости. И до сих пор это чувствуется. К сожалению, из-за плотного графика не достаточно времени заняться спортом. Надо бы. Я думаю, что как раз к следующей медкомиссии, которая будет в мае-июне, я восстановлюсь.
– Полетите в космос в третий раз?
– Обсуждается. Мне надо понять, хватит ли мне здоровья. Плюс, когда я женился, то сказал жене, что два полета не обсуждаются. С третьим – сядем, поговорим. Надо понять, какие планы у моей семьи. И еще: идет огромный проект «Российское движение школьников». И я понимаю, что я как председатель движения должен не шляться черт знает где, а работать. Как это совместить со следующим полетом, я пока не понимаю. Но пока в общем-то и полета – по крайней мере, в ближайшие два-три года – не предвидится. Экипажи уже расписаны. А у меня как раз есть время понять, где я смогу быть наиболее полезен.
– Международная космическая станция достаточно старая. Это ощущается? Как осуществляется ее обновление?
– МКС все равно современная хорошая станция. Для своих функций она вполне достаточная. Она постоянно обновляется внутри. И проводов-то именно поэтому много, потому что мы постоянно что-то прокладываем. У нас там три компьютерные сети, вайфайные точки современные, сервера новые появляются.
Мне бы, конечно, хотелось, чтобы мы дальше шли каким-то следующим этапом развития человечества в космосе. Хочется, чтобы мы летали на Марс. Мне кажется, что Марс может быть классной амбициозной целью, к которой молодое поколение будет стремиться, и соответственно, у нас будет приток новых талантливых инженеров, программистов, тех, кто будет создавать наши новые космические корабли и новые космические программы. Посередине должен быть этап Луны с отработкой лунной базы, и отработкой технологии «взлет – посадка», с созданием лунного телескопа, который может лучше работать, потому что там нет атмосферы и соответственно, картинка будет четче. В общем, мне хочется увидеть, что космонавтика движется вперед семимильными шагами. Мы развиваемся, но пока, к сожалению, медленно. Мне кажется, мы уже доросли до того, чтобы выйти с орбиты Земли.
Текст: Юлия Медведева
Справка:
Сергей Николаевич Рязанский – летчик-космонавт, Герой Российской Федерации. Совершил два полета в космос. Первый состоялся с 26 сентября 2013 года по 11 марта 2014 года, второй (в должности командира космического корабля) с 28 июля 2017 года по 14 декабря 2017 года. Космонавт совершил 4 выхода в открытый космос общей длительностью 19 часов 48 минут.
Еще по теме:
Сергей Рязанский: Взгляд из космоса