Уже вторую неделю южнокорейская «Игра в кальмара» поджигает танцпол на Netflix: страны, где этот сериал на втором месте, а не на первом в национальных топах, надо еще поискать. На AliExpress уже печатают маски для лица в стиле тех, что носят на экране, мемов не пересчитать.
Впрочем, такое случается и с невыдающимися в художественном плане произведениями — всякое бывает, мало ли что на нашем веку успешно мемофицировалось. А вот «Игра в кальмара» вполне заслуживает более пристального рассмотрения — разбирается кинокритик Егор Беликов. Видео: Netflix Russia/YouTube Предсказать такой универсальный успех «Игры в кальмара» было, пожалуй, невозможно. Ну мало ли это новый южнокорейский сериал, к тому же эксклюзив Netflix — стриминговый гигант вообще уже какое-то время экспериментирует с оригинальными проектами, которые снимают не в США и не на английском, а за рубежом и силами местных специалистов. Это имеет некоторый смысл с точки зрения их глобальной стратегии — Netflix уже настолько доминирует на родине в Америке, что ему пора бы как можно быстрее расширяться по всему миру, поэтому он, например, запустил и первые два российских сериала (пока в производстве), и вот южнокорейский. Словом, пока что вроде бы ничего удивительного.
Опять же, в жанре «Королевской битвы» давно нового разглядеть не удается. Азиатам почему-то привычно снимать подобное кино — жестокое, завязанное вокруг азартной игры с несправедливыми правилами, да еще и играют там не на жизнь, а на смерть. Началось все с, собственно, «Королевской битвы», японского антиутопического триллера про школьников, которых силой принуждают участвовать в смертоубийстве: каждому выдают по случайному набору предметов, которые могут и помочь, и нет в деле убийства противников.
Еще живы в памяти «Голодные игры», но там авторы все перенесли в уже далекое дистопическое будущее и участие в этих играх стало важной национальной традицией. Наверное, «Игра в кальмара» больше похожа не на это кино, а на «Страшную волю богов» — недорогой абсурдистский фильм сверхпродуктивного режиссера Такаси Миике. В нем школьники (уже старшего возраста) оказываются заперты в родных стенах учебного заведения, накрытые гигантским прозрачным кубом, и сверхъестественные существа, напоминающие японских идолов (хотя там появляется и боевая матрешка!), требуют от быстро сокращающейся команды выживальщиков не просто играть в игры, но еще и угадывать по ходу действия правила, а неудачников, как водится, убивают без затей.
В целом «Игра в кальмара» продолжает все то, что придумал Миике, но с большим размахом и с меньшим количеством детских глупостей. Это больше не аттракцион по убийству несчастных детей — никто к этой игре в кальмара не принуждает, участники сами на нее соглашаются. Впрочем, не от хорошей жизни: главные герои фильма — радикально нищие люди, в долгах как в шелках. Наверное, это важный для Южной Кореи (да, это не японский, а корейский фильм, прямо как те самые «Паразиты») социальный комментарий. Не все так безоблачно, выходит, в корейском королевстве при внешнем благополучии, при тотальной развитости экономики, особенно в сравнении с северными соседями (к которым южные братья, если судить по сериалу, относятся весьма ксенофобски).
Но, наверное, история эта универсальна — в какой стране не найдется закредитованных неудачников, которым белый свет не мил настолько, чтобы добровольно подписаться участвовать в игре на миллиарды вон, в которой можно совершенно неиллюзорно погибнуть и после этого пропасть без вести, потому что твой труп твоей же семье никто возвращать не будет — тело сожгут, и ты исчезнешь.
По сути, то, что нам показывают в «Игре в кальмара», — это такие закрытые секретные скачки для богатых, где ставки делают на реальных живых людей, для удобства пронумерованных. Начинают участие в игре с чудовищными человеконенавистническими правилами 456 лузеров разных полов и возрастов (но мужчин все же больше, и шансов выжить у них тоже больше). Их всех, по сути, воруют из реальности, усыпляют и перевозят в тайное место, где их под дулом автоматов в руках безликих молчаливых охранников будут заставлять принимать участие в испытаниях, которые подозрительно напоминают по несправедливости правил разнообразные детские игры.
Первая из них больше всего походит на то, что у нас примерно описывается как «море волнуется раз, море волнуется два, море волнуется три, морская фигура, на месте замри». Стоит пугающая роботизированная кукла, которая напевает детскую песенку и поворачивается на месте. Участникам надо бежать по направлению к ней, когда она ориентирована к ним спиной, и тотчас же замереть, если она замолчала, причем за кем-нибудь другим, а если нет — тебя застрелят охранники. Кто по истечении отведенного времени добежит до контрольной линии, тот и переходит в следующий раунд.
Нюанс этого хитового южнокорейского сериала в том, что здесь все обставлено приблизительно так, как это могло бы, наверное, произойти в реальности, без магических ухищрений — во всяком случае, в таком мире, где конспирологические теории заговора превратились в реальность, где капиталисты стали вершителями судеб. Хотя подождите, по сути, это не так уж сильно отличается от той действительности, которую нам приходится лицезреть — где финансовая нужда избавляет от якобы неотъемлемых прав человека и все с этим поневоле смирились.
Тем больше завораживает стилизация испытаний под ребяческие шалости. Все мы чьи-то дети, и удивительно, как безжалостная судьба кого-то по итогам прожитых лет и принятых решений делает мясом на убой, а кого-то — стражником-убийцей. Кроме того, «Игра в кальмара» подчеркивает собой тренд на геймификацию реальности — все превращается в аттракцион, в бесконечное и бескрайнее реалити-шоу, особенно в соцсетях.
Причем зачастую все плохо заканчивается, но узнаем мы только о фриках — например, о тех треш-стримерах, которые избивают девушек в прямом эфире или выбрасывают их на мороз, где они умирают от холода. Вместе с эпидемией ковида весь мир захлестнула пандемия игромании — убийственного и несгибаемого азарта. Потому что действительность не предлагает альтернативы этой иллюзии, которая дает избавление хотя бы ненадолго.
Примерно об этом снял недавно свой фильм «Холодный расчет» Пол Шредер (все еще в прокате), о котором режиссер говорит, что хотел в своем триллере о шулере сбить весь гламур с казиношной жизни — нам кажется, что там все веселятся и хорошо проводят время, а на самом деле никто и никогда не смеется. «Игра в кальмара» превращается в масштабную и при этом чрезвычайно продуманную гиперболу для окончательно поломанного мироустройства.
Наверное, этот сериал действительно идет слишком долго, там немало необязательных лирических отступлений — например, навязчивая линия с охранниками, которые потрошат проигравших в последней игре и продают на органы. Но концептуально «Игра в кальмара» выполнена безупречно — это потрясающе продуманная сюжетная система, которая почти ничего не помещает в пространство художественного допуска. Говоря проще, маловато там внутренних логических несоответствий и недоразумений.
Режиссер и сценарист Хван Дон-хёк, который сам снял и придумал все серии (и, судя по интервью, очень от этого устал — второго сезона он пока не планирует, но, надо думать, вопрос будет в сумме, которую ему предложит за это Netflix), продолжает лучшие жанровые традиции, которые в Корее развиваются сверхбыстро, и получается куда оригинальнее, чем у американцев. Достаточно вспомнить «Олдбоя» и «Паразитов», которые Голливуд разглядел, но придумал сделать из этого только ремейки.
Пластмассовый мир, безусловно, победил, но финальные стадии его публичного разложения лучше наблюдать в виде корейских философских размышлений без цензуры — так хотя бы честнее.